26 февраля 2019 г.

Паровая турбина

Как сейчас помню этот рисунок из популярной книжки. В шпульку равномерно воткнуты перья от ученических ручек (тогда еще не было шариковых ручек и мы писали простыми ручками, периодически окуная перо в чернильницу). Шпулька  вращается на оси, а струя пара из носика чайника раскручивает эту самодельную турбину.

Рисунок покорил нас видимой простотой исполнения. Мы тут же решили повторить эксперимент. Сделали “турбину”, в качестве оси использовали старую спицу. Но отверстие в шпульке было гораздо шире толщины спицы, поэтому шпулька крутиться не хотела, сколько бы мы ни дули на лопатки из перьев. Решение нашел Толя, он принес пару крупных бусинок из недавно рассыпавшегося маминого украшения. Мы вставили бусинки в шпульку, продели сквозь них спицу и, после некоторой отладки, наш агрегат на ювелирных подшипниках заработал.  Турбина вращалась даже от нашего легкого дыхания. Но когда мы ее поднесли к кипящему чайнику, она не шелохнулась. После некоторого раздумья, мы поняли, что давление в чайнике недостаточное, надо делать паровой котел.

Котел мы сделали из двух консервных банок, плотно вставленных одна в другую. А трубку для паропровода мы нашли настоящую, медную, вставили ее в отверстие, пробитое гвоздем в крышке “котла”.  Мальчишки мы были начитанные, знали, что при работе паровых двигателей в котле создается высокое давления пара и он может взорваться. Поэтому, экспериментировать на кухне на керогазе мы не решились. К тому же родители скоро должны были придти, что могло сорвать наш эксперимент.

В качестве экспериментального полигона мы выбрали сарай, в котором обычно хранился уголь для котельной.  По случаю начала лета сарай был пустой.
Мы залили в котел немного воды, поставили его на пару кирпичей и развели под котлом костер. Через некоторое время вода закипела и пар стал рваться из котла через все щели, в том числе тоненькой струйкой через паропровод. Конечно, раскрутить такой струйкой турбину было невозможно. Пришлось остужать котел. Толя сходил домой, принес пассатижи и мы, как могли, заделали щели в нашем котле.

Следующий эксперимент оказался более удачным. Пар опять валил со всех щелей, но их было намного меньше, так что струя через паропровод стала мощной.   Мы поднесли к ней свою турбину и … О, Чудо! Турбина дернулась и весело закрутилась  под струей пара. Нашему восторгу не было границ! Получилось!

И тут нас застукали. Бдительная соседка из второго подъезда заметила как  мальчишки подозрительно шныряют в угольный сарай. Когда она заглянула туда, ее самые страшные подозрения подтвердились: мальчишки решили поджечь сарай и уже развели огонь. Немедленно она направилась в домоуправление и со случайно оказавшимся на месте домуправом они поспешили пресекать готовящееся преступление. Наш агрегат сначала был залит водой, а потом растоптан. Мы были отконвоированы в домоуправление, где нам сообщили о нашем преступлении и сказали, что обязательно сообщат родителям, которые должны нас наказать.

Редуктор

Мы все время мечтали построить самолет, на котором смогли бы летать. Важной проблемой было найти для него подходящий мотор, который бы быстро крутил пропеллер. В восемь лет в одной интересной книжке я прочитал о редукторе. Это такая коробка с шестеренками, крутишь входной вал медленно, а выходной крутится с бешеной скоростью. Сразу появилась идея: приспособить к входному валу педали от велосипеда, а на выходной поставить воздушный винт. Сказано, сделано, я нарисовал самолет, где вместо мотора красовался редуктор.

В то время я гостил у моей тети Клавы в Саратове. У них жил их дальний родственник, который учился в техникуме, Звали его, кажется, Игорь. Он много занимался, чертил и решал задачи по математике, поэтому для меня он был корифеем. Я рассказал Игорю о своей блестящей идеи, но восторга от него не услышал:

– И кто же будет крутить входной вал твоего редуктора?

– Летчик, при помощи педалей.

– Так он не прокрутит, сил не хватит.

– Мы найдем сильного летчика с тренированными ногами.

Конечно, я мечтал, что сам сяду в кабину пилота, но при таких обстоятельствах с мечтой пришлось повременить.

– Нет такого сильного человека, и даже если ты посадишь в самолет быка, все равно ничего не получится.

Я не понимал почему и начинал злиться. Тогда Игорь рассказал мне о рычаге. Чтобы рассказ был убедительным, он подвел меня к двери и предложил закрыть ее толкая в середину. А сам двумя пальцами удерживал дверь с краю. Опыт получился наглядный, но я все равно не понимал, какое отношение рычаг имеет к редуктору.  Игорь оказался талантливым учителем, он объяснил мне (второкласснику) что такое редуктор и как связаны друг с другом понятия “рычаг” и “шестеренка”. А еще он рассказал много интересного про работу и мощность.

Конечно, от моей ”блестящей” идеи не осталось ничего. Но зато я понял Золотое Правило Механики, и это правило позволило мне лучше понимать мир (и не только физику). 

Самострел

Любимая игра послевоенных мальчишек – войнушка. Вооружившись палками, похожими на ружья мы бегали “стреляя” друг в друга. Вскоре, просто палки стали нам не интересны. Хотелось чего-то похожего на настоящие винтовки. В тире мы завороженно смотрели на изящные приклады “воздушек” и решили сделать что то подобное своими руками. Толя нарисовал на палке контуры приклада, а я, вооружившись пилой, попробовал превратить эту палку в приклад. То, что мы не смогли сделать пилой, пришлось дорабатывать ножиком.

Сначала получалось полное безобразие, но где то с третьей испорченной палки у нас стали получаться приклады. Воодушевившись, мы сделали красивые ружья всем своим друзьям.
Вскоре мне довелось услышать оценку качества наших изделий. Бегу я с деревянным ружьем, вдруг навстречу бежит какой-то дядька: “Стой шантрапа! Откуда винтовку спер?“ и выхватывает у меня ружье из рук. Только рассмотрев поближе, он понял, что ошибся: “Держи пацан” – и отдал мне ружье.

В игре в войну была еще одна проблема, как доказать, что ты попал в противника? Чтобы прекратить бесконечные споры по этому поводу, мы решили сделать самострелы, стреляющие мелкими камушками. У мальчишек из соседнего двора мы подсмотрели конструкцию такого самострела: к концу палки прибита резинка, а роль затвора выполняет бельевая прищепка. Ты вставляешь камушек в резинку, натягиваешь и закрепляешь прищепкой. Когда надо выстрелить, нажимаешь прищепку и камешек летит во врага.

Хорошая конструкция, только камушки летят недалеко и в неопределенную сторону. Мы стали думать: в чем дело и поняли: резинка тянет камушек по палке, при этом он трется о палку, теряет скорость и меняет направление движения. Чтобы избавится от этой неприятности мы решили поднять место крепления резинки, установив на конце самострела рогатину. Дальность и точность нашего оружия существенно улучшилась, но целится из него было неудобно, прищепка закрывала цель.

Конструкторское решение пришло из дословного понимания термина “спусковой крючок”. А что, если резинку удерживать не прищепкой, а крючком, который в нужный момент отпускает резинку? Для реализации этой идеи пришлось сделать в прикладе плоскую вертикальную щель, вырезать из металла спусковой крючок и закрепить его в щели, так чтобы он вращался вокруг поперечной оси. Чтобы крючок удерживал боевую резинку, снизу мы прикрепили к нему несколько слоев резинок. Теперь, чтобы выстрелить, нужно, как в настоящей винтовке, нажать курок снизу, крючок повернется и отпустит резинку с камушком.

Мне было 9 лет и это была первая в моей жизни самостоятельно продуманная и реализованная конструкция. Я до сих пор горжусь ей.

Может показаться, что в детском изобретательстве у меня были одни победы. Конечно это не так, заблуждений, ошибок, неудач и просто глупостей было значительно больше. 

Детский конструктор


1955-59

Нас все время тянуло придумать что то интересное и сделать это своими руками. Жили мы после войны бедно, лишних денег на игрушки не было, поэтому, большинство игрушек мы делали сами.

Это был волшебный ящик, заполненный разными деталями, винтиками и гаечками, аккуратно  разложенными по секциям. Конструктор был куплен еще в Праге, он восхищал всех огромными размерами (40х30х15 см) и обилием деталей. В наших магазинах тогда такого не продавали.

Первый раз мы собирали конструктор с дядей Юрой, приехавшим к нам в гости. На моих глазах дядя Юра собрал почти настоящий башенный кран. Кран был большой, сантиметров 40 в высоту, имел стелу с колесиком-блоком на конце. Через блок была переброшена нитка-трос с крючком, сделанным из медной проволоки. Если повесить на крючок груз и покрутить ворот внизу крана, груз поднимался. В этом волшебстве я выполнял роль подмастерья: подбирал нужные детали и иногда помогал закручивать гайки, и все это поразило меня до глубины души. Оказывается можно самому из кучи деталей собрать такую замечательную вещь! Потом мы с мальчишками долго играли в этот кран и только через пару месяцев по настоянию мамы его пришлось разобрать.

Конструктор таил в себе кучу чудес. Оказывается, из его деталей можно собрать, практически все, что хочешь. Вскоре мы убедились на собственном опыте, что главное в работе с конструктором не умение собирать и завинчивать гайки (этому мы научились быстро), а умение придумать что-то новое и продумать конструкцию в деталях! Конструктор остался ярким пятном в моих детских воспоминаниях. Сколько мальчишеских фантазий и задумок было реализовано с помощью этого волшебного ящика.

Недавно, перебирая крепеж, я нашел пару гаек из того конструктора…

25 февраля 2019 г.

Халя

Это был щуплый мальчишка со злым лицом. Он всем рассказывал, что он из Балашова и в старшем отряде у него есть друзья, которые, если что, отметелят любого. Я так и не понял, почему в качестве жертвы он выбрал меня. Несколько раз он подстраивал мне мелкие подлянки, старался унизить меня в глазах ребят.

Однажды, уже в середине смены после обеда мы сидели на веранде у девчонок и что-то вырезали из бумаги. Вдруг Халя подскакивает сзади и выдергивает из под меня стул. Я кубарем лечу на пол, а он подбегает и начинает бить меня ногами. Драчун он оказался никудышный, я быстро свалил его и прижал коленом к полу. Но тут на веранду прибежала воспитательница. Несмотря на заверения свидетелей (и девчонки и мальчишки кричали, что Халя первый полез, а Лешка только защищался) я был признан зачинщиком драки и мне было обещано строгое наказание.

Наступило время ужина. Халя сказался больным и не пошел со всеми в столовую. В связи с этим меня тоже лишили ужина. Как только воспитательница ушла, Халя смотался в столовую и спорол свой ужин. Меня от голодной ночи спасли ребята, которые принесли из столовой оладушки.

Наутро воспитательница устроила правеж. Она разъяснила мне, что я грубо нарушил лагерную дисциплину и буду выдворен из лагеря до окончания смены. В дальнейшем, если я не исправлюсь, меня выгонят из школы и поместят в колонию для малолетних правонарушителей. Я так и не мог понять, в чем я должен исправится, однако, эта недетская угроза вместе с ожиданием мести Халиных друзей привели меня в унылое состояние.
Через некоторое время, когда воспитательница ушла по своим важным делам, ко мне подошла пионервожатая:

– Я знаю, что ты не виноват, я видела, как Халя на тебя напал. Но ты ведь знаешь, что у него друзья в старшем отряде? Будь осторожным, а я попробую поговорить с этими мальчишками.

На следующее утро случилось чудо. Ко мне подошел Халин “друг”, как взрослому протянул руку и сказал:

– Я все знаю. Халя он… не бойся его. Если он опять будет к тебе приставать, скажи нам, мы сами поговорим с ним.

После этого до конца смены Халя вел себя тихо, презираемый и мальчишками и девчонками.

Интересно, кто из него вырос?

Балабон

Мама достала мне путевку в лагерь возле Аткарска. Пока мы собирали нужные справки, смена началась, и мама решила отвезти меня в лагерь сама. Заодно она показала мне родной для нее Аткарск, место, где стоял их дом, речку, по которой в детстве она каталась в корыте. Когда мы приехали в лагерь, смена уже продолжалась два дня и я оказался в отряде новеньким.
В тот день девчонки ворвались в домик мальчишек и устроили там тарарам: скинули постели с кроватей, а подушки покидали в угол.

По всем лагерным канонам, мальчишки должны были отомстить им той же ночью. Чтобы предотвратить это безобразие, воспитательница и пионервожатая решили ночевать в наших домиках: воспитательница у девчонок, а пионервожатая у нас. Двери решили запереть на ключ и никого из домиков не выпускать.

Обсудив ситуацию совет мальчишек решил устроить девчонкам балабон. Поняв, что никого из “стареньких” мальчишек из домика ночью не выпустят, поручили провести балабон мне. Балабон это шишка, подвешенная за ниточку возле окна. Другая нитка ведет к нашему домику. Мальчишка дергает за нее и балабон стучится в окно.

Самое трудное для меня было не заснуть. Я честно терпел целый час после отбоя, а потом попросился в туалет. Ничего не подозревающая пионервожатая спокойно выпустила меня. Я повесил балабон на еще днем присмотренный гвоздик, протянул нитку к нашему домику и, через заранее вынутое стеклышко, передал конец в протянутую руку, мальчишки, кровать которого находилась возле окна. После этого, с сознанием выполненного долга, зашел в домик и завалился спать.

Эффект от балабона сильно превзошел наши ожидания. Сначала балабон постучал пару раз и смолк. Через минуту стук повторился и в домике девчонок раздался вой. Похоже, больше всех испугалась воспитательница. Она кричала, не пускала девчонок на улицу и боялась выйти сама. Паника от этого только усиливалась. Месть мальчишек удалась!

Через некоторое время, как мы и договаривались, мальчишка у окна дернул за нитку, чтобы сорвать балабон. Но то ли он слишком сильно дернул, то ли я очень надежно подвесил балабон, только нитка оборвалась, а балабон остался висеть на окне.

Утром нас легко вычислили. Был скандал, нас наказали, но в глазах мальчишек, да и девчонок, мы выглядели героями. Однако, воспитательница затаила на меня обиду.

Пионерский лагерь

В пионерских лагерях я был всего дважды и оба раза заканчивались какими то неприятностями. Мой Дядя Юра, имеющий опыт других лагерей, подтрунивал надо мной, сравнивая мое пребывание в пионерлагере с заключением. Я не понимал его шуток, даже обижался, но теперь вижу, в чем-то он был прав. Вот несколько историй из моей лагерной жизни.

Чуть не утопили

Не все в нашей ватаге умели плавать. У Юры из третьего подъезда были странные родители. Еще когда мы копали ямы под деревья (строили подземный завод), отец запретил Юре якшаться с нами: «Нельзя, мозоли на руках будут». Мы искренне не понимали смысла этого запрета, сами гордились своими мозолями, иногда кровавыми. И потом родители Юры с подозрением относились к нашим самостоятельным походам на Волгу и Став. Может поэтому, а может в силу особенностей своего развития Юра не научился плавать вместе со всеми. Он очень переживал, просил нас научить его, мы усердно показывали, как грести руками толкаться ногами, но все безуспешно. Он уже научился проплывать пару метров, но все время щупал ногой дно и это сильно ему мешало.

И тогда мы решили завести его в глубину (видимо, урок дяди Вали пропал зря). В одном месте на Ставу пологий берег кончался резким обрывом. Мы привели Юру туда, отплыли за обрыв и вытащили руки из воды, показывая, что тут не глубоко. Конечно, при этом мы усердно работали ногами под водой. Ничего не подозревающий Юра пошел к нам, мы крикнули «Плыви!» и он сделал пару гребков. Но, как только нога перестала ощущать дно, с Юрой случилась паника, он отчаянно махал руками и лягался ногами, мгновенно забыв все, чему мы его учили. Мы бросились его спасать, при этом получили множество тумаков и затрещин (впрочем, весьма заслуженных). После этого случая Юра еще долго ходил обиженный на всех нас. А мы, наконец-то поняли, что силком и обманом учить нельзя.

Лодка сзади

Повзрослев на год, мы начали осваивать рощу за Ставом. Чтобы попасть туда пешком, нужно было пройти вдоль начала Става, перейти по мосту через речку Блоху и, сделав крюк, выйти на то место, которое было видно с городской улицы. Гораздо ближе было сразу выйти на эту улицу и переплыть Став. Осмелев, мы так и начали делать. Плыть было недалеко, но в этом месте били родники и вода была очень холодной. К тому же ходить по лесу босиком и в одних трусах было не очень приятно (комары кусались). Поэтому мы брали с собой сандали, рубаху и штаны. Все это пряталось в шапку, сделанную из газеты, шапка надевалась на голову и мы плыли с гордо поднятой головой, боясь замочить вещи.

Однажды, переплывая так Став, я услышал женский крик: «Мальчик, лодка сзади!». Повернуть голову я не мог, поэтому развернулся всем телом. На меня надвигалась весельная лодка, перевозившая отдыхающих в рощу. Инстинктивно я ухватился за ее борт. Перевозчик счел это хулиганством, бросил весла и начал бить меня по рукам. К счастью, мои руки оказались за его спиной, мужик он был неуклюжий и пока он старался попасть по моим рукам, я оттолкнулся от борта и отплыл на приличное расстояние, чтобы он не достал меня веслом. С тех пор мы стали переплывать Став, предварительно осмотревшись, не собирается ли лодка отплыть.

За Ставом

На другом берегу Става была дубовая роща. Нас всегда тянуло исследовать новые места, но это было достаточно далеко, (да и по правде сказать) мы побаивались забираться далеко в лес, наслушавшись рассказов о хулиганах и бандитах.

И вот однажды, в жаркий летний день дядя Миша посадил нас в «бобик» и мы отправились на другой конец этой рощи к Голубому Озеру. Ехали достаточно долго, сначала по городу, потом по тряской грунтовке, а в конце по гладкой лесной дороге. Вышли из машины на берег прекрасного лесного озера, высокие деревья обрамляли его с двух сторон, как декорации в театре. Тихая вода отражала их кроны, слегка искажая их низкой медленной волной. Покой и прохлада чувствовались во всем. Вдруг вдали показалась какая-то черная точка, зигзагом приближающаяся к нам. Подплыв поближе, точка превратилась в ужа. Оценив обстановку, уж повернул к другому берегу и скрылся в прибрежном камыше.

Тетя Галя постелила на траву клеенку и «накрыла поляну». Несмотря на разные вкуснятины, мы, вечно голодные, сидели завороженные. И купаться не хотелось, хотя купаться можно было «от пуза», мы боялись спугнуть эту тишину и покой. Только потом, пообвыкнув, поощряемые взрослыми, мы приступили к еде и купанию. Этот прекрасный день я не забуду никогда.

Море

После второго класса мама взяла меня на море. Мальчишки завидовали, море они видели только в кино. Море оказалось очень красивым и, почему то, зеленым. Вода в нем была не по-волжски прозрачная и очень удобная для плавания. Я быстро освоился и плавал «как пробка». Мама перестала бояться за меня, периодически наблюдая мою беленькую шапочку, где-то в районе буйков.

Особенное впечатление на меня произвели морские волны, ты оказывался между двумя стенами воды, а потом море бережно поднимало тебя на верхушку волны, и ты видел все море сразу. Правда шутить с волной, накатывающейся на берег, было опасно, я, по примеру взрослых устроился в полосе прибоя и больно получил по спине галькой, поднятой волной.
Еще одной неприятностью были медузы. Нас предупредили, что брать их в руки опасно, они могут обжечь, поэтому я старался держаться подальше от этих тварей. Но однажды, мы пришли на  берег моря, а он залеплен медузами. Потом, хозяйка квартиры, у которой мы остановились, объяснила, что это сейнеры промывали свои сети прямо возле пляжа. Застрявшие в сетях медузы, вернее, то, что от них осталось после траления, выбрасывались в море и их прибивало к пляжу. Плавать в этом месиве слизи было противно, и мы ушли с берега.

Вернувшись в Энгельс, я с удивлением обнаружил, что вода в Волге желто-серая и мутная. После моря залезать в такую воду было жутковато. К счастью, это наваждение длилось недолго, и я со всей ватагой бегал купаться на Волгу и Став, рассказывая по дороге о морских чудесах.

Став

Еще одним доступным для нас водоемом был Став – старая протока, уже отделенная от Волги полоской суши. Став начинался от железной дороги, сначала, как мелкая лужа, а потом, становясь все глубже, дугой окаймлял город с юга и востока. Начало Става было великолепным местом для того чтобы научиться плавать.

В первое время мы просто переходили пешком на другой берег, немного помогая себе руками; потом, отталкиваясь ногой от дна, научились делать несколько гребков вплавь; осмелев, плавали, но, на всякий случай, иногда щупали ногой спасительное дно; а к середине лета уже уверенно плавали. Так, вся наша ватага научилась плавать практически одновременно.

Надо сказать, что родителям с нами заниматься было некогда: в будни работа, а в воскресенье куча дел по дому. Так, предоставленные самим себе мы и проводили лето. Утром, собравшись во дворе, совет решал, куда идти: на Волгу или на Став. Отправившись на Волгу, мы плескались там, пока голод не заставлял нас возвращаться домой. Пока шли до дома, трусики высыхали. Дома, стырив горбушку черного хлеба (иногда, правда, посыпанную сахаром), мы утоляли голод и вновь чувствовали в себе силы, чтобы отправится на Став.

Волга

Говорят, что Человек произошел от Обезьяны, но я, наверное, от Лягушки. Лучше всего чувствую себя на берегу или плескаясь в воде, до сих пор, считаю бездарно потраченным летний день, в котором мне не удалось искупаться. Поэтому трудно переоценить роль, которую играет Волга в моей судьбе.

 Город Энгельс, как и многие левобережные города, стоит не на берегу Волги, а на волжской протоке. Называется протока «Пономаревка». Пока не было Волгоградского водохранилища, уровень воды в Пономаревке сильно менялся. Весной, в половодье, по протоке несся полноводный поток, а летом, в межень, ее могли перейти семилетние мальчишки, не замочив трусиков. Чтобы попасть на Коренную – основное русло Волги, по которому ходили пароходы в Саратов, нужно было перейти протоку через деревянный мост, который каждую весну сносило половодьем, а в начале каждого лета его строили заново. Мост соединял Энгельс с большим лесистым островом «Осокорье».

Дорога к пристани шла между высоких деревьев. На их стволах, на высоте 2-3 метра были хорошо заметны отметины от высокой воды: светлые полоски и выросшие за время половодья маленькие корешки. Берег коренной Волги был обрывистым, усеянным корягами и стволами подмытых половодьем деревьев, между водой и обрывом желтела полоска песка. Вид с берега открывался великолепный: череда проток и островов, между которыми, как по лабиринту пароходы перебирались из Энгельса в Саратов.

Первое впечатление 

Первое воспоминание о Волге связано у меня с событием драматическим. Мне было лет шесть, мы всей семьей пошли купаться на Коренную. Мой дядя Валя, тогда еще молодой парень, где-то услышал, что лучший способ научить ребенка плавать – бросить его в глубину. Когда мы залезли в воду он взял меня на руки, отнес подальше, где мне было «с головкой», и бросил в воду. Я не успел ничего сообразить, вокруг меня была зеленая вода, а мимо проплывала лодка-моторка, я хорошо видел ее выкрашенное красным суриком днище. Сколько я не барахтался, выбраться на поверхность не получалось, я тонул. Дядя Валя понял, что переусердствовал, подбежал ко мне и вытащил на берег. Испугаться я не успел, но нахлебался воды основательно.

Наверное, уже тогда, я понял, что так шутить с Волгой не стоит. Позже, уже хорошо умея плавать, мы заплывали далеко, переплывали по две протоки, чтобы добраться до любимого Белого Острова, но никогда не вели себя с Волгой запанибрата.

На фото: Волга. Мне 6 лет

Вид с Пономаревского острова. 1960-е https://oldsaratov.ru/tags/gubernia/engels

Фронтовики

Сейчас ветераны Великой Отечественной войны на вес золота, да и осталось их всего чуть-чуть. А в моем детстве это были еще не старые люди, было их много и были они очень разные. Многие из них были ранены и покалечены войной. Как по-разному они относились к своей судьбе.

Одни пили. На углу Советской и Тельмана стояла пивнушка. Воздух внутри был гулкий, как в бане. Мужики разглагольствовали, мешая водку с пивом (делали «ерша»), В углу на самодельной коляске сидел инвалид без обеих ног. Коляска – доска с четырьмя подшипниками по краям. Чтобы не свалиться с нее, инвалид пристегнул культи ремнем.  В руках колодки с ручками, которыми он отталкивался от дороги. Посетители охотно угощали инвалида спиртным и вскоре он все-таки сваливался со своей коляски и спал тут-же в углу…

Другие, старались жить и работать, ни смотря ни на что. Во втором подъезде жил дядя Дима. Кисти рук ему оторвало еще в Финскую войну. Лицо его искорежили сине-зеленые шрамы от ожогов (он был танкистом, горел в танке). Сердобольные хирурги сделали ему из обрубков рук что-то вроде клешней, и он в совершенстве научился пользоваться этим инструментом. Во дворе в сарае он устроил столярную мастерскую, делал всякие полочки-рамочки и продавал их на базаре.  Смотреть, как он работает было одновременно и жутко и интересно. Рубанок он держал своими клешнями с помощью хитроумного, им самим созданного приспособления. Работал артистически, казалось, что отсутствие рук его совсем не смущает. Когда он заметил наш интерес, стал рассказывать как правильно строгать, ровно пилить и размечать деревянные детали. Я до сих пор пользуюсь его советами…

Кто-то «качал права». Под нашей квартирой на первом этаже жил инвалид дядя Коля. Душа у него была широкая и требовала праздника. Крепко выпив, он посреди ночи включал радиолу на всю мощь и слушал музыку. Когда его просили вести себя потише, кричал: «Я инвалид, я ноги на войне потерял, а вы мне указываете, как мне себя вести!»

Но все таки, большинство ветеранов вели себя с достоинством, и, я бы сказал излишне скромно. На соседней улице жил дядька. Я всегда видел его только в рабочей одежде. И вот, когда впервые праздновали День Победы, я вижу, идет этот мужик в черном костюме. А на лацкане горит звезда Героя Советского Союза!

Что объединяло ветеранов, это нежелание рассказывать и вообще вспоминать о войне. Спросишь его, он в лучшем случае отшутится, а иногда, если спросишь невпопад, задумается. А на глазах слезы навернутся.

Может это мне сейчас кажется, но доля хороших людей среди ветеранов была больше. Чем среди остальных людей. Как-то они к жизни по-другому относились. Сидят ветераны, выпивают, а мы стайкой вокруг бегаем. Разговор идет об одном из них:

– Три года на фронте, несколько ранений и не одной медали. А ведь мужик смелый и порядочный, за спинами других не прятался.

– Да смелый мужик, справедливый. Никогда задницу никому не лизал, всегда говорил правду. А начальство этого не любит. Несколько раз представляли его к награде, а в последний момент он как скажет правду-матку, так его фамилию из списка и вычеркнут.

–  Настоящий фронтовик!

Сколько уважения было в словах этих обожженных войной людей...
Я всю жизнь стараюсь жить по заветам этого фронтовика, только получается редко. Слишком это тяжелая судьба. 

Кино во дворе

В эпоху «до телевизора» смотреть кино было достаточно редким и дорогим развлечением. Поэтому, когда одним летним днем к нам во двор привезли киноустановку, жильцы стали собираться чтобы посмотреть кино «на халяву», Приходили со своими скамеечками и запасом семечек, чинно рассаживались, обменивались приветствиями и шутками (часто весьма сальными).  Экран повесили прямо на стену Белого Дома. Как только солнце ушло за дом, застрекотал проектор, на экране замелькали кресты и непонятные знаки, и кино началось.

Это был фильм по гражданской обороне, объясняющий гражданам как уцелеть при ядерном взрыве. Сначала показывали лекцию, потом молодые парни и девушки изучали приемы самозащиты (фильм был игровой). Потом пошли страшные кадры ядерного взрыва. Яркая вспышка и на ее месте появляется все увеличивающийся светящийся шар. Затем, прорывая слои атмосферы, растет зловещий атомный гриб. Огромной силы взрывная волна,  сокрушая все на своем пути, неумолимо движется на нас. Стоящий на ее пути многоэтажный дом на наших глазах разлетается на куски. Смерть неотвратима!

Конец фильма по тогдашней традиции был счастливым. Выжившие люди встречаются и радостно рассказывают как благодаря правильному применению знаний гражданской обороны им удалось остаться невредимыми. Даже нам, мальчишкам была понятна вся фальшь этих рассказов.

Фильм закончился, жильцы сидели молча, подавленные. Ни прежних шуток, ни благодушного настроения. А ведь многие из них воевали, видели смерть и ужасы войны не на экране…
Возвращаясь домой, я увидел закат через окно на лестничной клетке. Огромное красное солнце садилось за гору за Саратовом. Лучи солнца подсвечивали кучевые облака, разросшиеся в полнеба. Картина была так похожа на только что увиденный кошмар, что я оцепенел.

Наверное, я тогда понял всю беззащитность нашего мира, детская уверенность, что все будет хорошо куда то ушла. Навсегда.

Лестница

1956-58

Крыши привлекают мальчишек во все времена. У “Белого дома” крыша была пологая, крытая железными листами. Выйти с чердака на нее можно было через слуховое окно. Несмотря на то, что леерные ограждения давно прогнили, ходить по ней было относительно безопасно, особенно, в сухую погоду. А еще, с крыши открывался великолепный вид на одноэтажный город. Летом мы загорали на крыше, пускали с нее самодельные самолеты и мечтали… Находиться на крыше было приятно, но вот забраться туда было сложно. Люки в подъездах, ведущие на чердак, практически всегда были на запоре. Еще, возле второго подъезда, была железная лестница.

Чтобы мальчишки не могли ей воспользоваться, заканчивалась она выше роста взрослого мужчины. Но мальчишек это не останавливало. Сначала мы придумывали самодельные лестницы, сделанные из палок, стыренных со строй-двора. Потом, когда мы стали постарше и повыше, мы научились залезать на плечи друг другу, а затем, залезший на последнюю ступеньку, подтягивал оставшегося на земле. Вскоре, техника попадания на лестницу была отработана в деталях, и мы спокойно лазили на крышу, когда хотели. Я, преодолев страх высоты, даже показывал друзьям такой трюк: залезу повыше, перевернусь вниз головой, зацепившись за перекладину только носочками, раздвину руки и вишу так на зависть остальным мальчишкам.

Такие шалости очень не нравились взрослым, особенно жильцам, окна которых находились рядом с лестницей. Как я теперь понимаю, причиной их недовольства был не беспокойство за наши жизни, а страх перед грабителями. И вот однажды, забравшись на уровень чуть выше второго этажа, я повис в любимой позе. Вдруг из окна второго этажа появилась рука с чайником. Размахнувшись, тетка хотела ошпарить меня кипятком. Но недаром меня зовут Алексей, Господь спас меня, горячая струя в обрамлении пара пролетела мимо. Пока тетка перезаряжала свое орудие, я скатился с лестницы и отбежал на безопасное расстояние.

Нельзя сказать, что после этого случая мы реже стали лазить по лестнице. Однако, теперь, прежде чем подойти к ней, мы внимательно следили за соседними окнам. А интерес к лестнице пропал сам, когда мы повзрослели.

Двор “Белого дома”. Современный вид.  В моем детстве он был гораздо уютнее.

Чернильные корабли

Полы в нашей комнате долгое время были не крашенные. Я до сих пор помню рисунок древесины одной из половых досок. Это было красиво, но очень неудобно мыть и убираться. И вот мама “достала” две банки половой краски цвета “малина”. На время покраски полов переселиться нам было некуда. Так и красили, сначала левую половину комнаты, а жили в правой, потом наоборот. У меня от сохнущей краски сильно болела голова, но деваться было некуда. Так на всю жизнь я не переношу запах краски.

Когда эпопея с покраской была закончена и все радовались гладким полам, мы собрались у нас строить корабли. На нас сильное впечатление произвели макеты военных судов, выставленные во Дворце пионеров. Выкрашенные благородной шаровой краской, с четко отбитыми ватерлиниями, точеными орудийными башенками и стволами, с палубой обрамленной паутиной леерных ограждений. Приближалась осень, в квартале от нас в это время разливалась огромная, метров 10 в ширину, лужа. Надо было готовиться к навигации.

Палки мы нашли в соседнем строй-дворе, расположенном на задах нашего двора. Надо сказать, что этот строй-двор с пилорамой и валяющимися повсюду горбылями был постоянным источником материалов для реализации наших фантазий. У меня была пила из детского набора с кривым полотном. Дядя Миша шутил, что кривой пилой удобнее делать кривые пропилы, но пилу нам направил. У Толи и Бори были молоток, клещи и несколько старых гнутых гвоздей. С этим богатством мы принялись за дело.

Конечно, корабль у нас получился не такой красивый, как во Дворце пионеров, но мы вложили в него столько труда и усердия и очень гордились им. Одна беда, он был некрашеным. Все наши попытки достать вожделенной шаровой краски не увенчались успехом, и мы, скрепя сердцем, решили покрасить корабль чернилами. Первый слой чернил лег настолько неравномерно, что корабль стал напоминать нечто пятнистое. Выждав, пока чернила немного просохнут, мы красили еще и еще раз.

И вот, когда половина пузырька уже ушла на покраску корабля, кто-то опрокинул пузырек и остатки чернил растеклись по красивому полу. Мы попробовали убрать лужу, но чернильное пятно оставалось прямо посреди пола. Мы несколько раз мыли полы, но ничего не помогало. И тут Толя предложил принять решительные меры. За несколько дней до этого дядя Миша принес с работы каустической соды. Она здорово отбеливала некрашенные полы и мы решили с ее помощью смыть пятно. Посыпали соду на кляксу, смочили и стали тереть. К нашему удивлению, краска вспенилась и пол, как бы покрылся мылом. Мы срочно стали его мыть, но когда пена попадала на новую краску, та вспенивалась и ситуация только усугублялась.

Через пару часов таких попыток от краски не осталось и следа, а весь пол был покрыт склизкой пеной. И тут пришла мама. Увидев, что случилось с полами, она побледнела, но надо отдать должное ее выдержке, ничего не сказала. Вооружившись большим количеством воды и несколькими тряпками, мы совместными усилиями победили пену. Но пол остался некрашеным. Бабушка еще долго припоминала мне эту историю, а дядя Миша помог достать нам новой краски для второй попытки покрасить полы.

“Белый дом”. Вход в наш подъезд.

Уроки музыки

Мама хотела воспитать меня всесторонне образованным человеком. По тем временам, это означало, что я должен уметь играть на рояле. Мама договорилась с учительницей музыки (как тогда говорили, пения), чтобы она давала мне платные уроки. Со слухом у меня всегда было плохо, а музыкальный слух отсутствовал абсолютно. Учительница нервничала, злилась, а иногда, не вытерпев, била по моим неуклюжим рукам линейкой. Ходил я на эти уроки как на пытку. Мама тоже вся издергалась, но стояла на своем. Понятно, что из этой затеи ничего путного не получилось.

Чтобы переломить ситуацию был придуман иезуитский план: меня заперли в актовом зале, где единственным предметом было пианино. Идея была такая: мальчишка помучается, поскучает, подойдет к пианино и станет играть. Странно, педагоги ведь, а в детской психике не разбираются. Пианино было для меня орудием пытки и я целый час слонялся по залу, не зная, куда себя деть. Вдруг внимание мое привлекла форточка. Она располагалась посреди большого окна и вела на свободу. Вспомнив, что актовый зал располагался на первом этаже, и хотя окна были высокие, спрыгнуть с окна было возможно. Еще некоторое время я ходил в нерешительности, но жажда свободы преодолела страх. Я забрался в форточку, вылез наружу и сиганул вниз. Теперь, когда я все это вспоминаю, мне страшно: как я не разбил стекло (тяжелое стекло запросто могло разрубить меня пополам). Но пронесло, я был на свободе.

После этого случая уроки музыки отменили. Мама еще попробовала научить меня играть на аккордеоне, но я был маленький, а аккордеон большой, чуть меня не придавил. И мама сжалилась, больше с музыкой не приставала.

Мое отношение к музыке через несколько лет изменила, как ни странно, учительница пения. Она тоже была раздражительная и пыталась заставить нас петь. Ничего, кроме взаимной неприязни из этого не получалось. И вот, однажды она плюнула на обязательную программу, принесла из дома свой старенький проигрыватель и предложила на послушать Грига. После “Корзины с еловыми шишками” ребята сидели притихшие. А учительница рассказывала о Григе, Норвегии, сказке “Пер Гюнт” и поставила музыку из этой сказки. Как я благодарен той учительнице!

Я так и не стал меломаном. Но иногда, услышав по-настоящему красивую мелодию, я испытываю то же состояние (мурашки по спине) как и тогда на уроке.

Сын за мать

1955

Мама работала завучем и когда пришло время мне идти в первый класс, она решила взять меня в школу, где она работала. Основной  довод - чтобы сын был под присмотром. Вскоре мы все горько пожалели об этом решении.

Я возвращался домой и только распрощался со своим новым другом Сашей, как  дорогу мне перегородили трое старших парней. Не говоря ни слова они окружили и начали дубасить меня кулаками. Как бы я не поворачивался, один из них был сзади, а двое спереди. Ударами кулаков они не давали мне выйти из этого бандитского круга. Удивительно, но через несколько минут я уже не чувствовал боли, только обиду и ненависть. Глаза застилала красная пелена и я еле держался на ногах. На мое счастье, по дороге шел какой то мужик. Он разогнал шпану, успокоил меня и, всего в крови и соплях,  привел домой.

Тогда я так и не понял, за что меня избили. Только потом мама мне объяснила, что это из за нее. Руководителем она была строгим и принципиальным, т.е. врагов и недоброжелателей у нее было много. Воевать с ней в открытую никто не решался, а вот напасть на семилетнего пацаненка было куда безопаснее. Так я в первый раз столкнулся с человеческой подлостью. К сожалению, далеко не в последний.

Дядя Миша

1952

Я, как многие послевоенные дети, рос без отца и очень завидовал Толе и Боре. Их отец Дядя Миша был невысокого роста, с правильными чертами лица и какой-то природной культурой. Для меня тогдашнего он был самым красивым мужчиной.

Работал он шофером, возил главного инженера завода имени Урицкого. Часто, чтобы утром вовремя привезти начальство на работу, он оставлял машину на ночь во дворе. Это был старый ленд-лизовский виллис (“бобик”, как его все звали). Дядя Миша разрешал нам посидеть в машине и мы набивались в нее под завязку.  Как-то поздней осенью в “бобике” собралась теплая компания пацанов. Рассказывали друг другу всякие страшилки. Атмосфера в машине постепенно сгущалась, запахло страхом. А до подъезда 50 метров по темному двору. Наконец, Боря не выдержал и нажал на клаксон. Дядя Миша вышел во двор, а когда узнал в чем дело, рассмеялся и стал разводить нас по домам.

А еще Дядя Миша здорово готовил. На праздники он привозил всякие вкусности (тогда купить такие продукты в магазине было весьма проблематично, их можно было только “достать”) и затевал веселую стряпню (например, пельмени). Я часто бывал на таких пиршествах и вообще, дядя Миша во многом относился ко мне, как к своему сыну.

Важной ролью отца в те годы была защита своих детей. Шпаны  после войны развелось немерено и то, что я был дядин Мишин, спасало меня от многих неприятностей. Но самое главное, что мог дать Дядя Миша, это спокойное, немного с юморком, восприятие действительности. С ним всегда было как-то надежно.

Настоящую историю семьи Аксеновых я узнал от Толи только недавно, уже после того, как Дядя Миша умер. В 20-е годы жил в Ершове молодой толковый парень, будущий отец дяди Миши. В 30-е годы он закончил железнодорожный техникум (по тем временам это было блестящее образование) и, как молодой специалист, был направлен в Покровские железнодорожные мастерские. Он хорошо наладил дело, пользовался у коллег и подчиненных заслуженным уважением. Кому-то это не понравилось и его по доносу репрессировали. Сын его в это время уже кончал школу и ему, как сыну репрессированного, все дороги в институт были закрыты. А вот на фронт взяли. Пока дядя Миша воевал, квартиру его отца конфисковали, и когда он вернулся с фронта, жить ему было негде. Только через несколько лет начальство выхлопотало для его семьи 14-метровую комнату в Белом Доме.

Странно, при такой судьбе, я никогда не слышал от дяди Миши никаких диссидентских высказываний, никаких обид на власть. Что это было: желание оградить нас от той страшной судьбы, которая досталась ему?  То военное поколение во многом не понимаем даже мы, их дети. А понять нужно, без этого не разобраться в истории страны, не понять, куда она движется сейчас.


Дядя Миша и Тетя Галя


Аксенов Петр Аркадьевич 1899 г.р. Арестован 3 января 1938 г. Осужден на 12 лет по статье 17-57. п 7.8.11 (антисоветская агитация) на 12 лет концлагерей. Реабилитирован 30 апреля 1957 г за отсутствием состава преступления. 

Лестничные чтения

1957

Учиться читать дело трудное, особенно, если приходится читать скучные тексты из учебника. Чтобы привить мне любовь к чтению, мама подарила мне книжку про летчиков-героев Халхин-Гола. Книга меня увлекла, я рассказал о ней друзьям и они попросили меня почитать им вслух. В нашей комнате все желающие послушать не поместились и мы отправились на лестницу. Лестницы в нашем доме были деревянные с широкими неокрашенными ступенями. Публика расселась на верхние ступеньки, я спустился ниже и начал читать. Позже, когда я в первый раз пришел в лекционную аудиторию СГУ, я удивился, насколько она похожа на место моего первого публичного выступления.

Сюжет книги захватывал, наши ассы побеждали японских самураев в тяжелых воздушных боях, проявляли чудеса героизма и крепкий русский характер. Когда я останавливался, чтобы перевести дух, звучало требовательное “Дальше”. Так и пришлось в несколько приемов прочитать друзьям всю книжку. Надо сказать, мои успехи в чтении отметили и в школе. Ознакомившись с литературой наше сообщество твердо решило развивать отечественную авиацию.

Авиационный завод было решено строить на территории нашего двора. Площадку выбрали на пустыре между нашим домом и соседней 25-ой школой. Так как дворничиха и другие враги человечества могли помешать, завод решили делать подземным, а весь проект держать в строгом секрете. Я нарисовал проект самолета, особое внимание уделив расположению в нем летчика. Толя проект одобрил, внеся важные соображения о конструкции хвостового оперения.
Начать решили с рытья котлована. Это оказалось не просто, вооружившись лопатами, мы три дня копали яму в центре пустыря. Котлован получился скромным: в глубину меньше метра, шириной - полтора метра. Но мы гордились, это был первый шаг к достижению цели. Наутро нас ждала страшная весть. Дворничиха, удивленная появление на вверенной ей территории ямы неизвестного назначения, засыпала ее всяким мусором. Мы мужественно восстановили котлован, но на следующее утро все повторилось. При этом, дворничиха сильно ругалась и грозилась найти на нас управу.

Конфликт разрастался, объяснять свои благие намерения этим людям не было смысла, нас считали злостными хулиганами, портящими дворовое имущество. Разрядила ситуацию тетя Сима, живущая на 3 этаже в нашем подъезде. Как-то поняв наши намерения она предложила посадить на пустыре деревья. Наше сообщество сначала воспротивилось, но немного подумав мы поняли гениальность этого хода: скрыть наше строительство в парке. В вырытую нами яму была посажена акация, а через месяц на пустыре уже росли пять посаженных нами деревьев. 

Не так давно, заглянув в наш старый двор, я увидел разросшиеся и сильно поломанные несколькими поколениями школьников наши деревья. Знали бы юные вандалы, сколько надежд и планов было связано с этим местом и этим сквером…

Тетя Сима пользовалась у мальчишек особым уважением. Сейчас то я понимаю почему: она одна из немногих жильцов могла нас услышать, видела в нас людей. Много позже я узнал историю ее появления в Энгельсе. Она беженка с Украины. С грудным ребенком на руках она бежала от фашистов, попадала под бомбежки, потеряла все: дом, мужа, друзей но осталась Человеком. Наверное, жизнь потому имеет смысл, что нам встречаются такие люди.


Та самая акация. Других деревьев уже нет, а акация все еще стоит.
На фото: Двоюродные сестры Надя (старшая) и Люда. На коленях кот Васька

Мой друг Толя

1956

В одной из комнат соседней квартиры жила семья Аксеновых: шофер Дядя Миша, его жена Тетя Галя и два их сына Толя и Боря. Толя немного моложе меня, а Боря на год с небольшим младше Толи. В детстве, год это очень большая разница и мы оба относились к Борьке, как младшему братишке.

Однажды, когда я учился во 2 классе, была большая пурга. Когда я шел из школы, ветер был такой силы, что открыв рот я не смог ни закрыть его, ни дышать. Пришлось отвернуться от ветра и прикрыть рот варежкой. Чтобы попасть домой, мне нужно было пересечь обледенелую дорогу, ветер сбил меня с ног и понес по льду. Кое как перекатываясь и хватаясь за кочки, я добрался до придорожной канавы на другой стороне дороги. По канаве, почти ползком добрался до калитки нашего дома и мощным броском ворвался в эту калитку.

Дома меня встретил Толя. Он сказал, что готовится идти в садик за Борей. Это где-то в километре от нашего дома. Я очень боялся потерять друга и мы решили идти вместе. Помня жуть, творящуюся за окном, мы решили тщательно подготовить нашу экспедицию. Чтобы не поморозить лица и иметь возможность дышать при сильном ветре, мы вырезали из картона три маски с прорезями для глаз. Одеться решили потеплее, но так, чтобы одежда не стесняла движения, т.е. двое штанов, двое свитеров, пальто, застегнутое на все пуговицы и обязательно завязать уши у шапки-ушанки. Такой же комплект одежды захватили Боре. Так как пурга намела горы снега, двигаться решили на лыжах.

Пока мы собирались, ветер немного стих. Но мы, понимая, что непогода может разыграться вновь, твердо следовали своему плану. Немногие прохожие могли любоваться видом двух отважных лыжников в картонных масках на лицах, смело прокладывающих путь по барханам снега. Пока добирались до садика и одевали Борьку, ветер стих совсем. Назад шли играя и кидая друг друга в свежий пушистый снег.

Много лет и событий прошло, но этот опыт подготовки к рискованной операции, продумывания последствий своих действий уберег нас от многих ошибок и неприятностей в жизни. С Толей я дружу всю жизнь. И несмотря на то, что у нас разные судьбы, разный жизненный опыт, когда мне тяжело и хочется посоветоваться с мудрым человеком, я иду к Толе.

Толя и Боря 1954 г

Домой

Контракт у мамы был на два года. Но, как обычно бывало в то время, международная обстановка резко обострилась и контингент школы решили сократить, а нам предложили вернуться в СССР. Назад мы ехали в поезде. На пограничной станции «Чоп» поезду меняли колесные пары. Остановка предстояла долгая, и мама отправилась на вокзал, купить чего нибудь съестного. Когда она ушла, наш состав отогнали в специальное место для смены колес, а к перрону подошел другой поезд «Москва-Прага». Мама возвращается, а этот поезд отходит. Мама бегом, с криком «У меня там маленький сын!» догоняет последний вагон. Проводник подает ей руку, чтобы помочь подняться.

– Это поезд «Прага-Москва?

– Да.

– В Москву?

– Нет в Прагу!

Так мама чуть не уехала обратно в Прагу без меня.

Летом 1955 года мы вернулись в Энгельс, а в сентябре я пошел в первый класс.

Мне 7 лет

Госпиталь

Влажный пражский климат не очень мне подходил, я стал часто болеть ангиной. Мама отвела меня к врачу, и он сказал: «Нужна операция по удалению аденоид. Не бойтесь, у нас замечательные врачи. А после операции ребенку будет намного легче».   И мы поехали в госпиталь.

То был католический госпиталь, расположенный достаточно далеко от Праги. Мама отдала меня врачам, а сама вынуждена была уехать. Поместили меня в большую мрачноватую комнату с широкой взрослой кроватью, большим окном и распятием у изголовья. В преимущественно атеистическом Советском Союзе кресты и распятия можно было увидеть в основном только на кладбище и эти ассоциации навеяли на меня грустные мысли. А вот статуя Девы Марии, стоящая в нише в коридоре, меня сильно испугала. Изображение было настолько реалистичное, а увидел я его так неожиданно, что подумал, что эта маленькая женщина подглядывает за мной. Сестры в госпитале ходили в монашеских платьях, но были так добры и приветливы, что я быстро привык к их нарядам.

Готовили меня к операции три дня, и когда повели в операционную я ничего не боялся. Но когда посадили на стул (вернее на специальную скамеечку, поставленную на взрослый стул) накинули простыню и крепко удерживали за плечи и голову, мне стало страшно. В лицо мне направили сильную лампу, в тени которой я увидел хирурга. Лицо его закрывала маска, но глаза были веселые и совсем не страшные. В руках он держал какой-то инструмент. «Открой рот, как можно шире!» – сказал он…

Операция прошла неожиданно быстро. Потом меня отвели в палату, где уже ждала мама, и уложили спать. Когда я проснулся, меня ждал сюрприз – врач сказал, что для скорейшего выздоровления мне нужно есть мороженое! Раньше мама покупала мне мороженое очень редко, боясь, что я опять заболею ангиной. А тут на столе меня ждали аж две порции! Выздоравливал я быстро. «На нем заживает как на собаке» – сказал хирург, делавший мне операцию. Он оказался молодым стройным мужчиной с уже знакомыми мне веселыми глазами. Все в нем излучало уверенность, наверное это помогало моему выздоровлению.

Вилла Жолио Кюри

В один их выходных октября нас пригласили на виллу, принадлежащую советскому посольству. Вилла находилась в роскошном парке в 60 километрах от Праги.

Мужчины собрались возле пруда и занялись рыбалкой. Ради смеха дали и мне подержать донку, рыба не клевала и все расслабились. Вдруг леску в моей руке что-то потянуло в воду, да так сильно, что я не мог ее удержать. Я заорал «Помогите!» и быстро обежал вокруг дерева, стоящего на берегу. Так держать леску было проще и я  изо всех сил держал ее пока взрослые не прибежали ко мне на помощь. Вместе мы вытащили из пруда большого карпа. Это была первая крупная рыба, пойманная мной. Дядьки смеялись: «Новичкам везёт» и с уважением отметили мою находчивость: «Леску не бросил и не испугался, а придумал, как удержать». И, хотя все было не так – я очень сильно испугался, а обернул леску вокруг дерева от отчаяния – слушать эти слова мне было приятно.

Потом мы убирали опавшие листья с дорожек. Листья были большими, разноцветными и сильно пахли осенью. Работа была приятная, но я быстро умаялся. Мама отвела меня в дом и уложила спать на огромную постель. Я сразу уснул, а когда проснулся уже был вечер и нам нужно было возвращаться в Прагу.

«Как тебе спалось на кровати Жолио Кюри?» – спросила меня хозяйка виллы. «Теперь тебе одна дорога – учиться в университете и стать физиком». Потом хозяйка рассказала, что до войны в той вилле останавливался великий физик Жолио Кюри и ночевал в этой комнате. Предсказания хозяйки сбылись только наполовину. Я действительно кончил физический факультет, очень люблю эту профессию, но поработать настоящим физиком так и не довелось.

На фото французский физик Фредерик Жолио-Кюри
http://kievphotosite.com/node/26


За Родину!


Через дырку в заборе к нам приходили не только такие замечательные люди, как Инга, иногда, на территорию школы пролазили злые мальчишки, они хулиганили, могли разбить стекло, сломать кустарник или навалить кучу на дорожке. Мама говорила, что это дети русских эмигрантов, люто ненавидящие все советское. Самое страшное для всех мальчишек в школе было то, что их могли обвинить во всех этих безобразиях.

Однажды, играя во дворе, мы с Лешей увидели нашествие этих сорванцов. Их было человек пять-шесть и были они старше нас, но мы смело ринулись отражать атаку. Мальчишки лезли в дыру, плевались, толкались и товарищей, кидали нападавшим песок в лицо, а потом, несмотря на явное преимущество врагов, кинулись в рукопашную. К счастью, старшие мальчишки подоспели быстро. Мы отразили атаку и гордые, с чувством победы и расквашенными носами пошли на ужин. Так я на себе испытал ненависть, порожденную еще Гражданской войной.

После этого происшествия дырку заделали, а нам строго-настрого наказали никуда не отлучаться со школьного двора без взрослых.

Прогулки по Праге

В один из первых дней после приезда мамина знакомая взяла меня на вечернюю прогулку по Пражским улицам. Гуляя, мы вышли на площадь, заполненную радостными возбужденными людьми. Над площадью был натянут трос и по нему шел канатоходец в блестящем трико и с шестом в руках. Несколько прожекторов освещали его снизу и с боков. Когда он двигался множество зайчиков, отраженных от блесток на одежде неслись по площади, по плечам и лицам людей. Играла тихая музыка. Мы остановились завороженные. К нам подошел мужчина и спросил: «Не хотите ли и вы принять участие в представлении?» Моя спутница сильно испугалась и потащила меня домой.

Гораздо более долгой и интересной была прогулка с чешской девочкой. На краю школьного двора росла роскошная плакучая ива, а под ивой скрывалась дырка в заборе. Вот через нее к нам во двор попала девятилетняя девочка (кажется, ее звали Инга).
Мы в это время с моим новым другом Лешей, пятилетним крепышом, играли во дворе. Инга тут же познакомилась с нами и мы стали играть вместе. Говорила она по-русски весьма уверенно, с милым акцентом. В те времена русский язык был обязательным в чешских школах, поэтому его знали практически все. Играть с Ингой было интересно, она была большая выдумщица и явный лидер. Похоже, и мы ей понравились, она зачастила в наш двор.
Однажды она предложила нам погулять по Праге. Обед только прошел, до ужина, когда нас хватятся, было еще далеко, и мы приняли приглашение.

Инга повела нас по старинным улицам, показала Голодную Стену и рассказала ее историю. Когда-то, во времена правления Карла Великого, в стране несколько лет был неурожай. Люди умирали от голода, поэтому Король решил им помочь. Но просто раздать деньги из казны он посчитал неправильным решением (даровые деньги развращают народ). Он приказал возводить стену за счет казны. Граждане строили стену, которая для города не имела никакого смысла. Но они получали деньги и могли прокормить свои семьи. Позже, я много раз слышал эту историю, но рассказ Инги мне запомнился лучше всего. Потом мы гуляли по Старому Городу, где дома напоминали торты, а когда это наскучило, Инга повела нас на стадион. Домой мы вернулись как раз к ужину, и никто так и не узнал о нашем чудесном путешествии.

Я думаю, если мы хотим построить хорошие отношения между странами, к этому делу нужно привлечь детей.

Прага

1954

В начале лета, когда мне было шесть лет, мама принесла удивительную новость. Ее направляют за границу, работать завучем в школе при советском посольстве. Я как несовершеннолетний член семьи еду с ней. Сначала это был Китай, но через некоторое время, полное волнений, утвердили другую страну – Чехословакию. Новость быстро разлетелась, соседи, иногда с ехидной усмешкой, встречали меня словами: «Ну что, едешь за бугор, буржуем станешь».

Документы оформлялись мучительно долго, при этом веры, что мы поедем, с каждым днем становилось все меньше. Однако в середине августа нас вызвали в Москву для собеседования и окончательного оформления документов. Мама стала готовиться, собирать чемоданы, а в последний день мы с мамой и дядей Валей отправились прощаться с Волгой. Дядя Валя в то время увлекался фотографией и сделал несколько фотографий на память.

 На фото: Прощание с Волгой. На следующий день мы уезжаем в Прагу

В Москве я был первый раз, Особенно меня поразил эскалатор в метро. Было интересно и, одновременно, жутко доехать до конца и успеть спрыгнуть на площадку, не попав в зловещие зубья, под которые убегали резиновые ступеньки. Еще запомнились высоченные дубовые двери МИДа, где я долго ждал маму, пока она оформляла документы.

Остановились мы в Москве у маминых знакомых, которые жили в настоящей квартире с лоджией. По моему тогдашнему мнению, это была безумная роскошь. В зале стоял большой овальный стол, а на нем вазочка со всякими вкуснятинами. Мама меня предупредила, что брать без спроса со стола ничего нельзя, а когда предложат, нужно вежливо отказаться, но гостеприимная хозяйка при всех радушно разрешила мне брать из вазочки все съестное, что я хочу. Мне было очень стыдно, но я иногда тырил то яблочко, то вкусный пирожок. А еще в той квартире был настоящий телевизор – большой ящик с маленьким экраном, на котором показывали кино. Это было фантастично, и я мечтал рассказать своим друзьям обо всех этих чудесах.

В Прагу мы летели на самолете – и я, и мама в первый раз. Пассажирский самолет, переделанный из военного Дугласа, сильно гудел, весь дрожал и постоянно проваливался в воздушные ямы. Когда мы прилетели в Прагу, у меня сильно болели уши (нас никто не предупредил, что при подъеме и спуске надо делать глотательные движения). 

Моя мама. Завуч советской школы при посольстве в Праге

Первое впечатление о той Праге – это очень ухоженный город. В отличие от широких московских, улицы в Праге были нормальной ширины, как у нас в Энгельсе. Многие были мощены булыжником, но (о чудо) автомобиль по ним ехал почти без тряски. А еще мне запомнилось выпуклое зеркало на перекрестке. Потом мама мне объяснила, что зеркало нужно для того чтобы видеть автомобили, приближающиеся к перекрестку из-за угла. Такая продуманность меня поразила.

Школа-интернат при посольстве СССР находилась в большом сером здании с высокими потолками недалеко от посольства. Тщательно ухоженный школьный двор с аккуратными дорожками и бордюрами из подстриженного кустарника был окружен высоким забором из металлических прутьев. Все в этом месте внушало солидность. Когда нас пригласили в школьную столовую, я увидел длинные, покрытые скатертью столы, каждое место было сервировано: ложки, вилки и столовые ножи лежали по обе стороны от тарелок. Но главное, посреди столов стояли большие блюда с гроздями винограда. Мне, послевоенному мальчишке, нередко приходилось ужинать тюрей (черным хлебом намятым с постным маслом), поэтому увиденное казалось мне невообразимым!


Школа при Посольстве СССР в районе Панкрац Праги. 1968г.

Чтобы я меньше слонялся без дела, мама решила отдать меня в первый класс с шести лет. Это было мучительно скучно: писать ровные крючочки неокрепшей рукой, но вскоре я заболел ангиной, много пропустил и мама сжалилась надо мной, не стала настаивать на продолжении учебы. Так я выиграл целый год вольной жизни.  Школа была такая большая, что я долго осваивал ее территорию. Потом мне еще долго снились сны полу-кошмары, в которых мы бродим по огромному дому с бесконечными коридорами и никак не можем добраться до знакомых мест.

 Иногда со мной играл в прятки учитель физкультуры. Я спрячусь, он меня быстро находит, но когда настает моя очередь искать, я обегаю все углы и комнаты, а нахожу его ведущим урок в спортзале. Однажды, это было перед Новым Годом, он повел меня в полутемный спортзал: «Идем, что покажу». Он помог мне залезть ногами в гимнастические кольца и раскачал меня так, что я мог ногами дотрагиваться до потолка. В ушах свистел ветер, газовые фонари за высокими окнами то улетали вниз, то росли до огромной высоты и при этом излучали таинственный серо-голубой свет. Я мертвой хваткой вцепился в ремни и испытывал странную смесь восторга и ужаса. С тех пор всегда, когда я вхожу в просторный полутемный зал, все мое существо наполняется ожиданием чуда.

Белый Дом

1950-1962

Детство мое прошло в Белом Доме. Не в США, округ Колумбия, а в СССР, город Энгельс. Так называли трехэтажный дом с побеленными стенами в преимущественно одноэтажном послевоенном Энгельсе. Надо сказать, что в отличие от Вашингтона, в городе существовал не один а два Белых дома. Один на улице Маяковского, другой на Советской. Эти дома близнецы построили для ИТР в 30 годы.

По проекту, каждой семье там полагалась квартира с просторной кухней. И хотя никаких удобств в доме не предусматривалось, добротная постройка, высокие потолки, большие окна и многокомнатные квартиры делали это жилье престижным. Действительность несколько откорректировала радужные планы и к началу 50-х дома превратились в коммуналки, где в каждой комнате ютилась целая семья, а кухни превратились в арены постоянных склок. Вода была в колонке через дорогу, туалет во дворе, но в общем, жить можно. Кардинальным отличием жильцов Белого Дома от обитателей соседних частных домишек  являлось отсутствие у них подсобного хозяйства. И, хотя некоторые жильцы пытались им обзавестись, незаконно возводя курятники в общем дворе, большинство жильцов вели городской образ жизни – покупали продукты в магазине и на недалеко расположенном базаре.

Мы жили в 16-метровой комнате, сначала впятером, потом вчетвером, а к середине 60-х, втроем: мама, бабушка и я. К тому времени у меня уже появилась своя кровать, до этого я спал на раскладушке, в память о которой у меня осталась неисправимая сутулость. В комнате было широкое окно с большой форточкой. Расстояние между внешними и внутренними  стеклами было настолько большим,что в детстве я забирался туда и играл в летчика. Мы все тогда бредили авиацией.

“Белый дом”. Сейчас, в соответствии с модой, стены дома выкрасили в другие цвета.


Комната, в которой мы жили, находится  на втором этаже (над вывеской “Почта России”. На дальнем плане бывшая 25 школа. Та самая, где учился Альфред Шнитке. Сейчас там отделение милиции и никаких памятных досок.

Зачем я пишу эти истории

Сейчас мне семьдесят лет,  время осмыслить собственную жизнь. У меня есть дочка, сын и два замечательных внука. Между нами установились отношения взаимного интереса, уважения и … восхищения.  Когда они были детьми, я рассказывал им о своем детстве и они с интересом слушали мои истории.

За время моей жизни мир изменился, причем несколько раз кардинально. Поэтому можно считать, что я прожил не одну, а две или даже три жизни. Нужен ли опыт из прошлых жизней для этой? Иногда только вредит. Я много работал с компьютерами, на моих глазах произошла компьютерная революция. Я преподаю информатику, но мои студенты гораздо лучше меня умеют пользоваться смартфоном. В его интерфейс заложены другие аллегории и стиль мышления, поэтому мне мешают мой прошлый опыт и знания «нутра» компьютерной техники.

В сравнении с окружающим миром, человек изменился мало. Нас всегда интересует, как человек взрослеет, как формируются его жизненные позиции и мировоззрение. Исторический опыт показывает, что происходит с обществом, забывшем свою историю.

Еще одна проблема – разрыв по отцовской линии. Я помню свою бабушку, но не знаю деда. Хорошо помню маму и не помню отца. Мне хотелось бы прервать эту дурную традицию нашей семьи, хочу чтобы мои внуки и правнуки помнили своих предков.

В авторском предисловии к моей любимой книге «Кола Брюньон» Ромен Роллан рассказал, как его галльский предок властно заставлял писателя изменить творческие планы и заниматься его персоной, пока книга не была написана. Что-то подобное иногда проделывает со мной тот мальчишка из пятидесятых, которому я обязан своим мировосприятием и жизненным опытом.

Мне 70 лет
Мне 2 года

Для кого я пишу

Прежде всего, для своих детей и внуков. Я очень благодарен дочке, за то что она поддержала мою завиральную идею записать эти истории.

А еще для детей: Ведь это же интересно, оказывается этот дед когда-то был мальчишкой. Как у них все это происходило еще в середине прошлого века?


И, наверное, для взрослых. Может быть, мои истории навеют на Вас волну воспоминаний о Вашем детстве. А вспомнив свое детство, Вы, наверное, лучше поймете и сильнее полюбите своих детей.

Популярные сообщения