1954
В начале лета, когда мне было шесть лет, мама принесла удивительную новость. Ее направляют за границу, работать завучем в школе при советском посольстве. Я как несовершеннолетний член семьи еду с ней. Сначала это был Китай, но через некоторое время, полное волнений, утвердили другую страну – Чехословакию. Новость быстро разлетелась, соседи, иногда с ехидной усмешкой, встречали меня словами: «Ну что, едешь за бугор, буржуем станешь».
Документы оформлялись мучительно долго, при этом веры, что мы поедем, с каждым днем становилось все меньше. Однако в середине августа нас вызвали в Москву для собеседования и окончательного оформления документов. Мама стала готовиться, собирать чемоданы, а в последний день мы с мамой и дядей Валей отправились прощаться с Волгой. Дядя Валя в то время увлекался фотографией и сделал несколько фотографий на память.
В Москве я был первый раз, Особенно меня поразил эскалатор в метро. Было интересно и, одновременно, жутко доехать до конца и успеть спрыгнуть на площадку, не попав в зловещие зубья, под которые убегали резиновые ступеньки. Еще запомнились высоченные дубовые двери МИДа, где я долго ждал маму, пока она оформляла документы.
Остановились мы в Москве у маминых знакомых, которые жили в настоящей квартире с лоджией. По моему тогдашнему мнению, это была безумная роскошь. В зале стоял большой овальный стол, а на нем вазочка со всякими вкуснятинами. Мама меня предупредила, что брать без спроса со стола ничего нельзя, а когда предложат, нужно вежливо отказаться, но гостеприимная хозяйка при всех радушно разрешила мне брать из вазочки все съестное, что я хочу. Мне было очень стыдно, но я иногда тырил то яблочко, то вкусный пирожок. А еще в той квартире был настоящий телевизор – большой ящик с маленьким экраном, на котором показывали кино. Это было фантастично, и я мечтал рассказать своим друзьям обо всех этих чудесах.
В Прагу мы летели на самолете – и я, и мама в первый раз. Пассажирский самолет, переделанный из военного Дугласа, сильно гудел, весь дрожал и постоянно проваливался в воздушные ямы. Когда мы прилетели в Прагу, у меня сильно болели уши (нас никто не предупредил, что при подъеме и спуске надо делать глотательные движения).
Чтобы я меньше слонялся без дела, мама решила отдать меня в первый класс с шести лет. Это было мучительно скучно: писать ровные крючочки неокрепшей рукой, но вскоре я заболел ангиной, много пропустил и мама сжалилась надо мной, не стала настаивать на продолжении учебы. Так я выиграл целый год вольной жизни. Школа была такая большая, что я долго осваивал ее территорию. Потом мне еще долго снились сны полу-кошмары, в которых мы бродим по огромному дому с бесконечными коридорами и никак не можем добраться до знакомых мест.
Иногда со мной играл в прятки учитель физкультуры. Я спрячусь, он меня быстро находит, но когда настает моя очередь искать, я обегаю все углы и комнаты, а нахожу его ведущим урок в спортзале. Однажды, это было перед Новым Годом, он повел меня в полутемный спортзал: «Идем, что покажу». Он помог мне залезть ногами в гимнастические кольца и раскачал меня так, что я мог ногами дотрагиваться до потолка. В ушах свистел ветер, газовые фонари за высокими окнами то улетали вниз, то росли до огромной высоты и при этом излучали таинственный серо-голубой свет. Я мертвой хваткой вцепился в ремни и испытывал странную смесь восторга и ужаса. С тех пор всегда, когда я вхожу в просторный полутемный зал, все мое существо наполняется ожиданием чуда.
В начале лета, когда мне было шесть лет, мама принесла удивительную новость. Ее направляют за границу, работать завучем в школе при советском посольстве. Я как несовершеннолетний член семьи еду с ней. Сначала это был Китай, но через некоторое время, полное волнений, утвердили другую страну – Чехословакию. Новость быстро разлетелась, соседи, иногда с ехидной усмешкой, встречали меня словами: «Ну что, едешь за бугор, буржуем станешь».
Документы оформлялись мучительно долго, при этом веры, что мы поедем, с каждым днем становилось все меньше. Однако в середине августа нас вызвали в Москву для собеседования и окончательного оформления документов. Мама стала готовиться, собирать чемоданы, а в последний день мы с мамой и дядей Валей отправились прощаться с Волгой. Дядя Валя в то время увлекался фотографией и сделал несколько фотографий на память.
 |
На фото: Прощание с Волгой. На следующий день мы уезжаем в Прагу
|
Остановились мы в Москве у маминых знакомых, которые жили в настоящей квартире с лоджией. По моему тогдашнему мнению, это была безумная роскошь. В зале стоял большой овальный стол, а на нем вазочка со всякими вкуснятинами. Мама меня предупредила, что брать без спроса со стола ничего нельзя, а когда предложат, нужно вежливо отказаться, но гостеприимная хозяйка при всех радушно разрешила мне брать из вазочки все съестное, что я хочу. Мне было очень стыдно, но я иногда тырил то яблочко, то вкусный пирожок. А еще в той квартире был настоящий телевизор – большой ящик с маленьким экраном, на котором показывали кино. Это было фантастично, и я мечтал рассказать своим друзьям обо всех этих чудесах.
В Прагу мы летели на самолете – и я, и мама в первый раз. Пассажирский самолет, переделанный из военного Дугласа, сильно гудел, весь дрожал и постоянно проваливался в воздушные ямы. Когда мы прилетели в Прагу, у меня сильно болели уши (нас никто не предупредил, что при подъеме и спуске надо делать глотательные движения).
 |
Моя мама. Завуч советской школы при посольстве в Праге
|
Первое впечатление о той Праге – это очень ухоженный город. В отличие от широких московских, улицы в Праге были нормальной ширины, как у нас в Энгельсе. Многие были мощены булыжником, но (о чудо) автомобиль по ним ехал почти без тряски. А еще мне запомнилось выпуклое зеркало на перекрестке. Потом мама мне объяснила, что зеркало нужно для того чтобы видеть автомобили, приближающиеся к перекрестку из-за угла. Такая продуманность меня поразила.
Школа-интернат при посольстве СССР находилась в большом сером здании с высокими потолками недалеко от посольства. Тщательно ухоженный школьный двор с аккуратными дорожками и бордюрами из подстриженного кустарника был окружен высоким забором из металлических прутьев. Все в этом месте внушало солидность. Когда нас пригласили в школьную столовую, я увидел длинные, покрытые скатертью столы, каждое место было сервировано: ложки, вилки и столовые ножи лежали по обе стороны от тарелок. Но главное, посреди столов стояли большие блюда с гроздями винограда. Мне, послевоенному мальчишке, нередко приходилось ужинать тюрей (черным хлебом намятым с постным маслом), поэтому увиденное казалось мне невообразимым!
Школа-интернат при посольстве СССР находилась в большом сером здании с высокими потолками недалеко от посольства. Тщательно ухоженный школьный двор с аккуратными дорожками и бордюрами из подстриженного кустарника был окружен высоким забором из металлических прутьев. Все в этом месте внушало солидность. Когда нас пригласили в школьную столовую, я увидел длинные, покрытые скатертью столы, каждое место было сервировано: ложки, вилки и столовые ножи лежали по обе стороны от тарелок. Но главное, посреди столов стояли большие блюда с гроздями винограда. Мне, послевоенному мальчишке, нередко приходилось ужинать тюрей (черным хлебом намятым с постным маслом), поэтому увиденное казалось мне невообразимым!
 |
Школа при Посольстве СССР в районе Панкрац Праги. 1968г.
|
Иногда со мной играл в прятки учитель физкультуры. Я спрячусь, он меня быстро находит, но когда настает моя очередь искать, я обегаю все углы и комнаты, а нахожу его ведущим урок в спортзале. Однажды, это было перед Новым Годом, он повел меня в полутемный спортзал: «Идем, что покажу». Он помог мне залезть ногами в гимнастические кольца и раскачал меня так, что я мог ногами дотрагиваться до потолка. В ушах свистел ветер, газовые фонари за высокими окнами то улетали вниз, то росли до огромной высоты и при этом излучали таинственный серо-голубой свет. Я мертвой хваткой вцепился в ремни и испытывал странную смесь восторга и ужаса. С тех пор всегда, когда я вхожу в просторный полутемный зал, все мое существо наполняется ожиданием чуда.
Комментариев нет:
Отправить комментарий